Высшее образование для сироты, или родственники пр - Страница 15

Даже мы удивленно на него уставились. Крыс отпустил прутья клетки, переводя взгляд с наставника на нас и обратно на наставника, и невинно поинтересовался:

— А разве нет?

— Конечно, есть! — возмущенно загалдели мы.

— Чур я первая выступаю! — запрыгала разом просохшая от слез Лейя, вырвала у кого-то из рук зелененький платочек и полезла на помост, установленный специально для праздника.

— И чего она будет петь? — заинтересованно проводила ее взглядом Алия.

— Какая разница? — замороженным голосом откликнулась я, леденея от дурных предчувствий. — Мы следующие. — Показав кулак Гомункулу, я пригрозила: — Ты тоже пойдешь, провокатор!

— Петь будут все! — отмахнул лапкой крыс и забегал по клетке. — Дайте мне бумагу! Дайте мне чернила! Я должен набросать текст и ноты!

Лейя тем временем, взгромоздившись на помост, просто лучилась счастьем. Завязав на голове платочек и подперев пальцем щеку, она закатила глаза и стала дура дурой.

— О! Щас споет! — подтолкнула меня локтем Алия. Директор тоже с интересом смотрел на мавку. Лейя вздохнула и, прыгнув козочкой, выдала шедевр:

Говорила мама мне, клятвы есть обманные, да напрасно
тратила слова,
Затыкала уши я, я ее не слушала и архон с собою не брала!
Ах, мамочка, на саночках каталась я не с тем!
Обещал мне Ванечка за поцелуй по пряничку,
Ах, я ему поверила зачем?

Бусы в магазине я покупала синие и платок зеленый, как трава,
Но в сапогах сафьяновых зря ждала Степана я,
Ах, мама, мама, как же ты была права!
Ах, мамочка, на саночках каталась я не с тем!
Мне Сережка хвастался, что он будет свататься,
Ах, я ему поверила, зачем? —

звонко впечатав каблучок в сцену, Лейя отвесила всем земной поклон. Присутствующая нечисть зааплодировала, а Офелия Марковна побагровела, словно ей рассказали сальный анекдотец.

— Давайте, закрепляйте успех, — пробурчал Гомункул и сунул мне сзади в кулак записку. Мы с Алией двумя неуверенно покачивающимися упырями полезли на помост, оттирая с него окрыленную успехом мавку, славшую всем воздушные поцелуйчики.

— Мы только еще не спелись, — пробасила Алия, косясь в записку. Я быстро пробежалась глазами по микроскопическим буковкам и, выдав зубастую улыбку, жизнерадостно завопила, а школьные музыканты подхватили мотив:

Позвала меня подруга: «Слышишь, выходи!
Школой выданный архон тоже прихвати!
Понаехали купцы, барахлом трясут,
За товар заморский свой дорого берут».
Я дела все побросала, золото сгребла,
Ведь давно уже с купцами дел я не вела,
Но «забыла» свой архон в кошелек вложить,
Ведь навьи дети не умеют без обмана жить!

Знают взрослые и дети:
Обещанья нечисти — слова на ветер!
Кто без клятвы на архоне наше золото берет,
Или дурачок с рожденья, или просто идиот!

Мы вдвоем с моей подругой по рядам пойдем,
Поторгуемся с купцами, спеси с них собьем,
За обновки наши станем золотом платить,
Но навьи дети не умеют без обмана жить!

Вот полез купец в кошель, и глаза на лоб,
Вместо золота лежит там лишь дохлый клоп,
Что орешь ты, дурачина, я ведь не клялась,
Что наутро весь барыш не превратится в грязь!

Мавка не выдержала, завизжала и, ухватив с собою парней, устроила под помостом плясовую:

Знают взрослые и дети:
Обещанья нечисти — слова на ветер!
Кто без клятвы на архоне наше золото берет,
Или дурачок с рожденья, или просто идиот!
Вот!

Офелия Марковна, стойко перенеся вид развратного веселья, нервно глянула на кашлянувшего Феофилакта Транквиллиновича, спросившего:

— И какая из всего этого следует мораль?

— Мораль щас будет! — уверил его крыс, выходя из клетки с видом князя, несправедливо осужденного, но добившегося свободы. Он кивнул Феферу, и тот, подхватив лиру, начал ему аккомпанировать:

Да, друзья, как ни обидно, но конец наш приближается,
Умной нечисти не видно, нечисть просто вырождается.
И великое наследство мы на глупости истратим,
Потому что врем друг другу, вечно пакостим и гадим.
А ведь клятва на архоне — это обращение к богам,
Мудрым, древним и великим, не чета рогатым нам.
И они там, в небесах, слышат все, что мы бормочем,
И рыдают день и ночь, им за нас обидно очень.
Так что прочь нелепый вздор из головы!
Вы уже не просто нечисть — братство вы!
Вы — хранители традиций и последний наш оплот,
Вы ученики великой Школы, покровителем которой сам Архон.

Феофилакт Транквиллинович удовлетворенно крякнул, а Офелия Марковна зааплодировала.

— Общая идея мне понравилась, — наконец сознался директор, — и я, в общем, не против. Только желательно немного расширить и представить в виде оратории.

— Во влипли, — шепнула Алия, я ее ущипнула:

— Лучше глотки драть, чем спины гнуть.

— Кстати, — спохватился директор, глядя на Гомункула, — мы же не определились с вашим статусом.

Гомункул сел на край помоста и, заинтересованно сложив свои лапки, сказал:

— Я неплохо управился с этой троицей и, думаю, вполне бы мог быть педагогом вашей Школы. История, мифотворчество, музыка, театральное искусство, все это мне вполне по силам. — Он мечтательно закатил глазки, но наставник спустил его на землю:

— Я хочу предложить вам пост нашего архивариуса. Конечно, после того, как откопают алхимикуса и расчистят подвал.

Крыс тут же подскочил и, ухватив Феофилакта Транквиллиновича за палец, начал страстно его трясти: